НУР-СУЛТАН, 30 января. Тема экстремизма и международного терроризма по-прежнему актуальна не только для Казахстана, но и других постсоветских стран. В этой связи значительный интерес представляет опыт стран Западной Европы по ее исследованию, о котором рассказала в интервью zakon.kz социолог Розу Абдрахиева.

— Роза Маратовна, если я не ошибаюсь, тему экстремизма и международного терроризма вы изучали в Великобритании. Вообще, насколько глубоко она исследована в западном академическом сообществе?

— Страны Западной Европы имеют богатый практический опыт и базу данных в сфере борьбы с псевдорелигиозным экстремизмом и терроризмом, что является основой для проведения различных анализов и исследовательских работ. Там данная тема весьма актуальна, она обсуждается и анализируется среди социологов, политологов, психологов, религиоведов, юристов и других экспертов. Ее изучают с точки зрения социальных проблем общества, психологических проблем личности, нарушения и защиты прав человека, восприятия и отношения к верующим в Европе, эффективности используемой терминологии. Эти исследования крайне важны для разработки государственных программ по борьбе с терроризмом.

— Что за проблема терминологии?

— За многие годы исследований по этой теме академическое сообщество не смогло выработать какой-либо единой позиции, по крайней мере, в отношении общего определения таких ключевых понятий, как «экстремизм» и «радикализация».

Кроме того, мнение каждого исследователя или эксперта относительно определения терминов субъективно, а иногда они противоречат друг другу. Такая расплывчатость или множественность определений обычно характерна для изучения социально-политических явлений, таких как национализм, секуляризм и прочее.

Однако цель исследования экстремизма и терроризма выходит далеко за рамки чисто академического интереса, поскольку в этом случае предметом исследования является негативно оцениваемое явление, с которым ведется борьба во имя обеспечения общественного блага в самом широком смысле этого слова и в различных аспектах – начиная от безопасности граждан в их повседневной жизни, и заканчивая вопросами геополитики и мировой экономики.

Иначе говоря, по сравнению с другими социальными явлениями, исследования феномена экстремизма и процесса радикализации носят гораздо более практический характер и одна из задач этих исследований – создание конкретных идеологических продуктов для максимально широкого использования в профилактической работе.

— У вас есть конкретные примеры из современной западной практики?

— Приведу пример с Великобританией. Рядом исследователей был проведен анализ терминологии, используемой официальными органами Великобритании в их стратегических документах по борьбе с псевдорелигиозным экстремизмом и терроризмом.

Авторы отмечают, что в документах термин «радикализация» имел только общее описание, и не подразумевал разделения на идеологическую и поведенческую радикализацию, хотя это различие имеет огромное практическое значение в подходах к дерадикализации.

Конечно, теоретически можно объединить два термина в одно определение, но на практике этот обобщенный подход привел к неправильным представлениям и к ряду провалов в политике британского государства в сфере религии.

То же самое касается и терминов «насильственный экстремизм» и «ненасильственный экстремизм». «Ненасильственный экстремизм» в основном определяется как экстремизм без элементов насилия. Однако на практике возникает важный вопрос о границах между этими двумя явлениями.

То есть исследователи не смогли найти конкретного и ясного ответа на вопрос, где заканчивается ненасильственный экстремизм и начинается насильственный.

Более того, я хотела бы привести в пример другое определение «ненасильственного экстремизма», данного британским правительством. В одном из стратегических документов говорится, что ненасильственный экстремизм является проявлением несогласия и выступлением против «фундаментальных британских ценностей», которые включают «демократию, верховенство закона, свободу личности» и так далее. По мнению некоторых ученых, это определение является спорным, и вызывает множество вопросов.

Современные западные авторы также обращают внимание на такие понятия как «безопасное пространство», «уязвимость» и «уязвимые группы», используемые в официальном стратегическом документе правительства Великобритании, который называется “Prevent Duty”.

На самом деле, эти термины на практике имеют тесную взаимосвязь. Другими словами, защита и обеспечение безопасного пространства предназначены для уязвимых групп. Интересно, что обеспечение безопасного пространства по стратегии Prevent актуально даже для детей дошкольного, школьного возраста, а также для студентов высших учебных заведений.

Хотя термин «безопасное пространство» ясно дает понять, что мы говорим о физическом пространстве и месте, где люди должны чувствовать себя в безопасности, однако на практике это означало защиту уязвимых людей от возможных оскорблений и негативной реакции со стороны других людей, что привело к неоднозначным результатам на практике.

— К каким, например?

— Изначально в данной стратегии многие социальные группы были широко определены как уязвимые, и были даны 22 характеристики, которые определяют человека как «уязвимого», что было включено в британскую Концепцию оценки уязвимости.

По этим характеристикам подростки автоматически попадали в уязвимую группу. Иначе говоря, их считали «потенциальными радикалами», представляющими угрозу для общества. С психологической точки зрения подростки в их возрасте действительно склонны вести себя подобным образом, однако определение их как «потенциальных радикалов» вряд ли может быть правильным.

И это заставляет серьезно задуматься о последствиях таких подходов. Однако после анализа серии взрывов в Великобритании Палата общин заявила, что предсказать потенциально уязвимых людей практически невозможно. Таким образом, неточность в определениях привела к дальнейшим трудностям в реализации стратегической программы.

В этом контексте важно отметить, что проблема с основными определениями в рамках противодействия религиозному экстремизму и терроризму встречается и в странах СНГ – в странах Центральной Азии, включая наш Казахстан, а также в Азербайджане и Российской Федерации.

— С уязвимыми группами все сложно, как я понимаю. Но все-таки, можно ли выделить основные факторы, влияющие на превращение нормального человека в террориста?

— Существуют различные факторы, которые играют важную роль в превращении обычного человека в экстремиста. В целом факторы, влияющие на появление террористов в европейских странах, можно разделить на три типа: травматический опыт, триггерные факторы и факторы возможностей.

Первый фактор — травматический опыт включает кризис самоидентификации человека – кризис мусульманской идентичности. Например, когда человек сталкивается с дискриминацией со стороны немусульманского общества, среды, в которой он живет и общается.

Второй, «триггерный фактор» — это возможное появление в жизни человека некоего лидера с радикальными идеями. Отсюда могут возникнуть заблуждения и вера в миф о «джихаде» (в интерпретации экстремистских идеологов). Возможны провокационные действия со стороны окружающего общества или ошибки со стороны властей. В итоге у человека возникает желание совершать активные действия.

Третий фактор – «фактор возможностей» включает Интернет (социальные сети, веб-сайты и т.д.), или определенные установленные места, такие как университеты, тюрьмы и другие, где постоянно скапливаются люди.

Однако роль вышеперечисленных факторов может различаться от страны к стране, а иногда даже от индивида к индивиду. Это может быть также связано с более широким комплексом социальных факторов.

— Что представляет собой стратегия борьбы с международным терроризмом в странах Западной Европы?

— Страны Западной Европы одна за другой начали активно разрабатывать свои стратегии борьбы с международным терроризмом после событий 11 сентября 2001 года. Эти стратегии в основном включали как жесткие, так и мягкие методы борьбы с радикализацией, профилактические меры среди уязвимых групп населения, институциональные реформы в этой ответственной сфере, а также методы дерадикализации, которые включают в том числе сотрудничество и диалог с местным мусульманским сообществом.

— Как вы думаете, на что конкретно мы должны обращать внимание для предотвращения радикализации общества?

— Как показал опыт Франции, мы никоим образом не можем игнорировать идеологическую составляющую радикализации, когда мы с ней боремся.

Суть радикализации – искаженная идеология, искаженное толкование исламской религии. Чтобы бороться с неправильной идеологией, по принципу «от противного», необходимо определение правильной интерпретации религии. Здесь принципиально важно взаимодействие между светскими специалистами и религиозными учеными-богословами.

Другими словами, идеологию можно победить только идеологией. Это означает, что мы должны говорить не только о том, что неправильно, но и о том, что является правильным пониманием религии, и каким должен быть позитивный верующий.