НУР-СУЛТАН, 15 апреля. Центральная Азия представляет собой весьма многогранный, полиэтнический, многоконфессиональный регион. Здесь пересекаются множество культур, национальных традиций и укладов, объединенных общим фактором — религиозным,  пишет РСМД со ссылкой на аналитический центр RAND Corporation.

Авторы главы о роли религии в Центральной Азии в книге «Religion, Conflict, and Stability in the Former Soviet Union», подготовленной аналитическим центром RAND Corporation, затронули весьма важную, значимую и имеющую широкое влияние на регион, тему. Безусловно, в таком регионе как Центральная Азия вопросы религии на протяжении истории играли существенную роль. В этом смысле в некотором роде не стал исключением даже 70-летний период советской власти с ее официально провозглашенным атеизмом.

Представляются интересными сразу несколько тезисов. Во-первых, в данной главе авторы выделяют фактор религиозного радикализма и его роли в регионе. Отмечают также, что в 1990-х – начале 2000-х гг. вероятность обострения радикальных настроений в регионе была крайне высока. Это было обусловлено как распадом Советского Союза, так и начавшимся вооруженными межэтническими, межконфессиональными и межклановыми столкновениями во внезапно обретших независимость республиках. Тем не менее, Центральная Азия не утонула в неконтролируемом и тотальном разгуле радикализма. Конечно, исламский радикализм явил собой весьма серьезную угрозу и стал испытанием для региона в 1990-е гг., однако в итоге ожидаемой и прогнозируемой по большей части западными экспертами повальной радикализации не случилось. Что же послужило причиной ограниченного распространения радикальных течений ислама и формирования террористических формирований? По словам авторов, такой сценарий стал возможен благодаря проводимой региональными акторами и Москвой политике, а также ввиду определенных особенностей самого ислама в Центральной Азии.

Во-вторых, подчеркивается, что конфессиональный и религиозный факторы продолжали играть важную роль в жизни республик региона, даже в советский период, когда, казалось бы, вопросы религии всячески подавлялись и замалчивались. По мнению авторов, примечательно, что именно религиозность и приверженность традициям жителей региона внесла значительный вклад, помимо всего прочего, в распад Советского Союза. Иными словами, это стало не результатом распада СССР, а одной из его причин.

В-третьих, авторы проводят четкое разграничение между политическим исламом, исламским радикализмом и экстремизмом, а также терроризмом. В то же время, признается тот факт, что выделенные категории могут где-то совпадать и пересекаться по смыслу. Итак, политический ислам — это течение, имеющее политические цели, которые могут быть как государственными, так и негосударственными. Это течение, как правило, основывается на идеологии, базирующейся на религиозном и социально-политическом контексте. При этом политический ислам может носить как радикальный, так и нерадикальный характер. Экстремизм не терпит иных, отличных точек зрения и выходит за рамки мировоззрения традиционного исламского общества. Терроризм, в свою очередь, является инструментом исламского радикализма и носит исключительно насильственный характер. В тоже время, вероятно, было бы полезным отдельно отметить весьма тесную связь между исламским радикализмом и терроризмом, порой грань между ними и вовсе незаметна. Радикализм зачастую толкает его приверженцев на насильственное подчинение, принуждение. В этой связи важно выработать стратегию, позволяющую ограничивать этот переход к насильственным мерам. Необходимо приложить максимальные усилия для минимизации связи между радикализмом и терроризмом, а в идеале — продолжать жесткую и бескомпромиссную борьбу с последним. В этом отношении показателен и весьма успешен пример подавления террористического подполья на российском Северном Кавказе.

Авторы приходят к выводу, что сегодня ситуация с религиозным экстремизмом и терроризмом в Центральной Азии — неоднозначна. С одной стороны, сейчас вероятность радикализации и активного ее распространения, как представляется, сведена к минимуму, особенно если брать в сравнение 1990-е и 2000-е гг., характеризующиеся крайней нестабильностью не только в самом регионе, но и на всем постсоветском пространстве. С другой стороны, никто не отменял влияния внерегиональных, третьих сторон — Турции, стран Персидского залива и Южной Азии. Не стоит забывать о том, что там тоже есть очаги радикальных исламистских течений, что в свою очередь может оказать влияние, в том числе и на Центральную Азию. Вспомним, например, нацеленность Турции на создание большого тюркского мира в начале 1990-х гг.; туда, по замыслу Анкары, помимо прочих, должны были войти все бывшие советские центральноазиатские республики за исключением Таджикистана, исторически и культурного связанного с персидской культурой, Ираном. Где гарантии, что Турция отказалась от этой идеи? Как нет гарантий и того, что сегодняшняя Турция с ее «нео-османской политикой» не преследует цели поддержания в государствах Центральной Азии панисламистких радикальных идей.

Некоторые эксперты говорят также о волне религиозного ренессанса в странах Центральной Азии в ближайшем будущем. Вероятно, масштабного религиозного влияния не предвидится, но некое «пробуждение» (в плане более активного влияния на общественно-политическую жизнь стран региона) вполне может иметь место. Данные процессы в значительной степени обусловлены политикой государственных структур, активно поддерживающих и развивающих религиозное образование и создающих благоприятные условия для расширения роли и влияния мусульманских общин. В этой связи обсуждение вопросов о месте и роли ислама в политической системе, о масштабах и перспективах его влияния на население приобретают серьезное значение. Отмечая увеличение влияния ислама на жителей Центральной Азии, не следует забывать, что этот процесс связан не только с активной миссионерской деятельностью имамов и различных исламских институтов; интерес к исламу связан с некоторым падением авторитета светской власти, а также — с деградацией отельных политических систем и режимов стран региона.

В процессе «пробуждения» Центральной Азии важную роль, скорее всего, будут играть религиозные лидеры, а уламы (ученые-исламоведы) должны будут обосновать и легитимизировать их влияние и власть. Сегодня мы видим, что представители исламской общественной мысли становятся более авторитетными и влиятельными для населения региона, чем светские политики. Более того, они все активнее внедряют в сознание населения тезис о неотделимости ислама от политики. Поэтому особое внимание следует обратить на ведущуюся в странах ЦА подготовку высококвалифицированных исламских кадров. В то же время крайне важно понимать, что эти процессы пока не носят глобальный региональный характер, следовательно, говорить о тотальном «пробуждении» не представляется верным.

Авторы отмечают, что, несмотря на успех попыток Центральной Азии избежать масштабной радикализации, риск ее расширения в наши дни существует, и он отнюдь не безобиден. Можно согласиться с авторами в том, что риск распространения радикальных течений ислама и, как следствие, расширение террористической сети, существует. Вопрос в том, в какой степени это будет развиваться, какие конкретно шаги будут предприняты руководством бывших советских республик, какие цели будет преследовать руководство. Не стоит забывать и о влиянии третьих сторон (прежде всего Турции) и о том, насколько открытыми и подверженными этому влиянию будут страны Центральной Азии сегодня.