Астана. 3 мая. Кто такой террорист, как распознать вербовщика, как работать с людьми, которые вышли из экстремистских групп? Об этом в интервью «АП» рассказала международный эксперт по дерадикализации Представительства Международной тюремной реформы в Центральной Азии (PRI) Юлия Денисенко.
«Недостаточно сказать человеку: террористы плохие, к ним не ходи»
— В прессе часто идут споры о том, что судебные органы не разграничивают понятия «экстремист» и «террорист» и судебные сроки по соответствующим статьям фактически одинаковые. Есть ли у вас объяснение, кого можно называть террористом и кого экстремистом?
— Человек, который думает ударить, — экстремист. А террорист – это тот, кто уже ударил. Но очень ошибочно полагать, что распространение экстремистских взглядов, идей — менее опасное преступление, чем сам террористический акт.
Идеология может распространиться с катастрофической скоростью и, как вирус, заразить сотни и даже тысячи людей. Ведь экстремисты претендуют если не на законную власть, то на концептуальную. То есть для последователей таких идей важны не законы государства, в котором они живут, не законы общественности, не традиции народа, а то, что им говорит лидер.
К тому же, если осужденный говорит, что якобы сделал перепост информации, совершенно не зная о ее радикальном содержании, это в 99% — ложь. При первом разговоре все они не виновны, всех арестовали по политическим мотивам, но когда начинаешь разбираться в ситуации, картинка меняется на 180 градусов. И справедливости ради нужно отметить, что сроки наказания за экстремистскую и террористическую деятельность разнятся очень сильно. Иногда эта разница достигает 20 лет.
И не забывайте, что экстремизм бывает не только религиозного толка. Сюда же относятся и националистские идеи, антигосударственные идеи, призывы к свержению законной власти.
Нам придется надеяться только на профессионализм следствия и судей, потому что нужно каждый случай рассматривать в отдельности и говорить по отдельным фактам.
— Тогда как обезвредить себя и их? Всех поголовно сажать в тюрьму?
— Я не могу сказать, что силовые методы не нужны. В определенных случаях это обязательная составляющая. Вы же террориста после совершения теракта не поднимете с земли, не отряхнёте и скажете: пожалуйста, вы можете продолжать? Это ведь глупо. Это ставит в опасность все общество.
Но в глобальном смысле для решения этой проблемы нужно больше. Террористские, экстремистские группы — это своего рода «политические партии», «оппозиционеры», действующие против власти. Соответственно, они стремятся собрать как можно больше электората.
Для того чтобы победить эту идеологию, действующая власть должна предоставлять альтернативу, более выгодные варианты, для того чтобы человек не задумывался над поиском чего-то другого. Не просто сказать: «Террористы плохие, к ним не ходи» — покажите, что у вас лучше. Человек сам сделает выбор, и это будет настоящая стратегия.
Нам нужно повысить уровень доверия к власти, уровень поддержки гражданского населения. Об этом все говорят в Центральной Азии, говорят во всех программах, документах. Но я сейчас говорю о практике, а не о том, что есть на бумаге или в стратегиях.
«Когда вы в последний раз говорили своему ребенку, что вы его любите?»
— Почему многие охотно вступают в террористскую или экстремистскую организацию?
— Предложение, которое делает вербовщик, – соответствует спросу. Вам предложат решение той проблемы, которая интересует непосредственно вас. Как на рынке. Только это рынок «духовных услуг», который предлагает легкие ответы на трудные вселенские вопросы. Они предлагают вам новую семью, любовь, деньги, здоровье. Все это предлагается в короткие сроки, и ничего фактически для этого делать не нужно. Все очень красиво расписывается, и поэтому так заманчиво.
Второе условие — личная уязвимость потенциального члена такой группы. Речь идет о стрессовых ситуациях. Взамен мнимой поддержки человек должен отдать долг с огромными процентами и, к сожалению, в виде собственной жизни, своих близких, своих детей.
— Какие факторы способствуют этому: экономические проблемы, социальные, психологические?
— Я бы разделила общие факторы на три категории. Экономические и социальные – одна категория. Второе — это психологические факторы: проблемы, связанные с утерей близкого, стрессом. Здесь опорной точкой может послужить даже переезд в другой город. Для Таджикистана очень актуальна радикализация мигрантов. Рекруты пользуются стрессовой ситуацией, когда мигранты вынуждены учить новый язык, не имеют легального статуса, их обманывают с оплатой труда. Третий фактор – иеалогический. Но не нужно путать идеологию с религией. Здесь вопрос о протесте против государственной политики. По сути, каждая из экстремистских и террористических групп с точки зрения психологии является политическим культом. Они преследуют своих оппонентов именно по политическим мотивам. У них есть своя модель государства, своя концепция права и т.д., своя предвыборная кампания, которая указывает на проблемы общества. Но эти проблемы ни одна террористская или экстремистская группа решать не собирается. Проблемы нужны для красивой картинки и лозунгов. Ведь если проблемы решатся, то не останется причин, из-за чего можно собрать людей под своим флагом.
— Есть ли какие-то признаки, чтобы понять, кто стоит напротив тебя?
— Если это будет профессиональный вербовщик, то распознать его довольно сложно. Никто не скажет: «Пошли, я тебе дам нового Бога, новых родителей, новых братьев и сестер, а ты взамен отдашь нам финансовые и физические ресурсы и покончишь с собой при террористическом акте». Вам будут улыбаться, общаться очень дружелюбно. В процессе потихонечку человека изучают, чтобы нащупать слабые точки и потом надавить на них.
— Вы говорите: террористов мы сами готовим. Что вы имеете в виду?
— К сожалению, зачастую родители подавляют своих детей. Хороший ребенок, по их мнению, — это тот, кто не мешает, молчит, не доставляет никаких неудобств. Но если ребенок в два года в собственной семье был изгоем, он никогда не станет лидером в восемнадцать. Он будет сначала выполнять приказы родителей, учителей, преподавателей в вузах, а потом найдет себе другого проводника. Очень часто таким проводником, к сожалению, становится вербовщик.
Я часто говорю с родителями, чьи дети находятся в зоне боевых действиях или которых уже нет в живых. Когда я им задаю вопрос «Когда вы в последний раз говорили своему ребенку, что вы его любите?», они не могут ответить. Они не помнят, чтобы говорили это своему ребенку даже в детстве.
Если вы не станете плечом для поддержки своего ребенка в нужный момент, если он боится прийти к вам и рассказать о своей проблеме, поверьте, эту нишу однозначно займет кто-то другой.
«До реабилитации нужно заново «лепить» мозг»
Мы понимаем, что лекарства от радикализации нет, но можно ли помочь человеку сойти с этого пути?
— Необходим комплексный подход к реабилитации, то есть все специалисты должны работать в команде. По моему опыту, прежде всего нужно провести анализ, стоит ли вообще в каждом конкретном случае начинать реабилитацию, тратить огромные ресурсы, как человеческие, так и финансовые. Возможно, он просто не подлежит реабилитации.
Второе. Необходимо понять, что было отправной точкой. Какие есть социальные и психологические проблемы у человека, каков уровень его мыслительной деятельности. Когда человек долгое время находится в подобной закрытой организации, под воздействием манипуляций и в ситуации тотального контроля его сознания, мыслительная функция просто отмирает. Им командуют, а он идет по прямому коридору, он не в состоянии думать о том, чтобы повернуться и куда-то уйти. Его мозг, образно говоря, «в отключке». С ним должен говорить психолог или консультант по методике реабилитации, чтобы «включить» мозг. Разговоры на высокоморальные темы в данной ситуации просто не сработают.
Затем нужно вернуть ему старое окружение, наладить отношения, чтобы он вновь почувствовал себя нужным в семье. Ведь общество начинается с семьи.
Когда у нас включился мозг, когда есть родные, которые продвигают процесс реабилитации, можно подключить теологов, рациональное богословие, акиды имамов Матуриди и Абу Ханифы.
Конечно, реабилитация – сложный и долгий процесс. А психологические травмы, которые человек получает в экстремистской или террористической группе, – не синяки и ссадины, они не заживут никогда. Все же стоит пытаться. Стоит каждый раз начинать путь к спасению человека. Ведь потенциально, спасая одного в этом случае, мы фактически боремся за жизни сотен его потенциальных жертв.