По его словам, карантинные меры усилили обособление и без того непрозрачных анклавов мигрантов. Как обстоит ситуация с формированием анклавов в России? Как противостоять влиянию террористов на диаспоры?

Сегодня любое объединение иностранцев можно считать этническим анклавом, и важно различать: мигранты просто хотят общаться с соотечественниками, чтобы не терять родную культуру, или пытаются организовать некое «государство в государстве»? В первом случае создание сообществ естественно, считает директор Международной организации по миграции в Москве Абдусаттор Эсоев.

«По результатам нашего мониторинга, конкретно в России угрозы создания враждебно настроенных анклавов не существует, — заявил директор ФСБ. – Просто иностранцы стараются держаться вместе, чтобы им было легче адаптироваться. Особенно такой модели поведения, к примеру, придерживаются выходцы из Узбекистана и Таджикистана – там ценна фигура старшего, с которым можно посоветоваться, а в условиях адаптации без рекомендаций не обойтись».

Попытка создать более комфортные условия в иноязычной среде – нормальное желание, считает член президиума Совета при президенте РФ по межнациональным отношениям, председатель Комиссии по гармонизации межнациональных и межрелигиозных отношений Владимир Зорин.

«Что касается анклавов, это мировая тенденция, и здесь, кстати, проявляется своеобразие России. Во многих государствах районы, где живут преимущественно представители одной национальности, даже удобны для властей. Считается, так легче контактировать с мигрантами, регулировать ситуацию. В России такой линии госполитики нет», — говорит он.

Мультикультурализм в принципе присущ многим постсоветским странам, поэтому если в России возникают этнические анклавы, то это стихийное явление с сугубо экономической подоплекой, подчеркивает Зорин.

«Например, в селах дома стоят дешевле, мигрант приобретает один такой дом и подтягивает родных, они тоже приобретают жилье поблизости, — объясняет эксперт. – Но это не очень желательный процесс для самих же мигрантов, потому что адаптация дается легче в многонациональной среде. И, конечно, любому объединению нужен мониторинг».

Экстремисты всегда ориентируются на диаспоры, поскольку в данном сегменте есть люди, которые приехали в страну только с целью заработка. Они не думают об адаптации, а значит, место пребывания не обладает большой ценностью для таких мигрантов, говорит эксперт по региональной безопасности в Центральной Азии, политолог Шерадил Бактыгулов.

«За 30 лет после распада СССР знание русского языка в некоторых странах снизилось, а когда ты не владеешь языком страны, в которой работаешь, в полной мере, сложнее понять культурные традиции, обычаи, — рассуждает он. – Такие люди легко могут стать добычей вербовщиков. Другая проблема заключается в правовом аспекте. Нет универсального толкования экстремизма и радикализма. Оно, к примеру, существует в рамках Шанхайской организации сотрудничества. Однако Евразийский экономический союз данные вопросы не затрагивает, поскольку является экономическим союзом. И так как подобные деяния сложно регламентировать, не все мигранты осознают масштаб опасности».

Не стоит забывать и о недостаточных представлениях о религии, добавляет Владимир Зорин.

«Это накопилось за годы, когда был провозглашен атеизм, — говорит эксперт. – Необходимо повышать образование и просвещение в области религии. 23 июня мы как раз обсуждали этот вопрос в Общественной палате РФ, выдвинули идею создать молодежные секции при многих институциональных структурах. В вопросах экстремизма основная группа риска – это молодежь, и эту угрозу (вербовки молодежи – ред.) важно ликвидировать».

Помимо работы с молодежью, нужно прорабатывать специальные соглашения с государствами, откуда приезжают мигранты, чтобы сделать процесс миграции прозрачным и контролируемым, уверен Владимир Зорин.

«Россия уже заключила такие межправительственные соглашения в сфере трудовой миграции с Узбекистаном, активно сотрудничает по этому вопросу с Таджикистаном, — напоминает специалист. – Необходимо и актуализировать тему религии в рамках масштабных культурных проектов, чтобы коренное население и мигранты находились в состоянии диалога. Сейчас мы обсуждаем стратегию взаимодействия православия и ислама в России, эту инициативу благословил патриарх (патриарх Русской православной церкви Кирилл – ред.), и она, безусловно, способствует укреплению общероссийской идентичности».

В просветительских проектах для мигрантов могли бы участвовать и дома дружбы, которые действуют на территории всей России, считает Абдусаттор Эсоев.

«Это государственные учреждения, их цель – создание благоприятных условий для сохранения культур, языков, обычаев. Но большее внимание дома дружбы уделяют этническим группам, которые издавна живут в России. А было бы хорошо, если бы они проводили мероприятия для мигрантов. У молодых людей ведь много энергии, которую в нерабочее время надо направлять правильно. Участвуя в многонациональных культурных и спортивных мероприятиях, они становились бы более открытыми».

Тем не менее, главной превентивной мерой в борьбе с терроризмом остается работа с исламским духовенством, утверждает Шерадил Бактыгулов. «Дома дружбы в первую очередь привлекут мигрантов, которые стремятся стать частью российского общества. А для многих рабочих из Центральной Азии, только приехавших в Россию, главный культурный дом – это мечеть. Там свои коллективы и лидеры мнений, с которыми нужно работать».

Таргетированность – это подход, который нужно использовать сегодня не только в интернете, поясняет Бактыгулов.

«То есть, когда мы акцентируем внимание только на представителях духовенства из Татарстана, Башкортостана или Кавказа, нужно понимать, что центральноазиатский ислам – немного другой, в нем есть ряд нюансов. Поэтому, чтобы лучше понимать религиозную специфику, избежать недопонимания и риска влияния экстремистов, нужно создавать разъяснительные проекты с российскими духовниками узбекского, таджикского, кыргызского происхождения», — подытожил эксперт.