АСТАНА, 24 января. Дерадикализация и реинтеграция лиц, осужденных за экстремистские преступления, в частности, женщин, возвращенных из зон боевых действий Сирии и Ирака в рамках уникального проекта «Жусан», является одной из актуальных проблем современной системы предотвращения распространения радикальной идеологии в Центральной Азии и Казахстане.
Данную проблематику нам удалось изучить в рамках исследования, проведенного специалистами Общественного фонда «Информационно-пропагандистский и реабилитационный центр «AQNIET» по заказу Германского Общества по Международному Сотрудничеству (GIZ) в рамках проекта «Предотвращение насильственного экстремизма в Центральной Азии».
Опыт Казахстана демонстрирует определенные возможности и конструктивные пути решения социальных, правовых и гуманитарных проблем, связанных с репатриацией женщин, которые ранее присоединились к террористическим организациям, таким как ИГ*.
Вместе с тем, практика работы в данном направлении указывает на наличие острого дефицита методологических материалов, раскрывающих особенности и специфику работы по дерадикализации и реинтеграции женщин, возвращённых из Сирии и Ирака, а также причины их радикализации.
Потребность в методологических материалах обусловлена необходимостью полного понимания и эффективного решения проблем, связанных с женщинами, возвращенными из зон террористической активности.
В рамках проведенного исследования, которое охватывало всех женщин-репатрианток, осужденных в Казахстане по прибытию из зон боевых действий, удалось раскрыть важную информацию в отношении их личностных особенностей, сформировавшихся в результате травматического воздействия в прошлом, стратегий внешнего поведения, мотивации их вовлечения в экстремизм и т.д.
Немаловажное значение имело понимание базовых убеждений и их проявлений, как основы мировосприятия и мироощущения осужденных женщин.
Создание профилей женщин, которые понесли уголовное наказание за участие в террористической и экстремистской деятельности, позволило увидеть реальный облик женщин из радикальной религиозной среды, раскрыть потенциал рецидива радикализации и выработать соответствующие рекомендации по эффективной работе с ними.
Психологи утверждают, что радикальные нежизнеспособные религиозные убеждения легче всего усваиваются психологически травмированными людьми, выросшими в неблагоприятных условиях, когда один из родителей или оба позволяли себе насилие, безразличие к ребенку, отдавали их на воспитание старшим родственникам, нарушали моральное развитие ребенка. Часто в силу того, что сами страдали от серьезных психологических проблем – эмоциональных и поведенческих, болели психическими заболеваниями, хроническим алкоголизмом и т.п. Что и было отмечено в жизненной истории каждой женщины из числа приговоренных к уголовному наказанию после возвращения из Сирии.
Травматический опыт оказал влияние на поведение женщин-репатрианток во взрослой жизни и способствовал формированию дефекта психологического функционирования, и их неадекватной социализации.
В частности, на отсутствие ответственности за свои поступки и страха перед тем, как их решения и поведение отразятся на жизни родных людей, как они отреагируют на их отъезд в Сирию. Трагический результат – смерть супругов, детей, увезенных в воюющую страну, трагедия брошенных детей на родине, горе, выпавшее на долю родителей и других близких родственников, оставшихся в Казахстане, не говоря об их собственной трагической судьбе.
В психологической литературе описаны исследования, посвященные изучению привлекательности экстремальной ситуации для некоторой категории людей. К войне не все относятся однозначно. Если бы это было не так, ни один гражданин мирной страны не уехал бы воевать в Сирию.
Приводя пример молодых людей, занимавшихся неприметными занятиями и испытывающих скуку, известный психолог Р. Мэй писал, что на войне они стали чувствовать себя героями. Когда всевозможные почести обрушились на них, они почувствовали значимость, возможно, впервые в жизни. Пустоту, которую они ощущали, они стали заполнять тем возбуждением, которое порождала война.
В этой же книге, автор привел слова одной из женщин: «Все, что угодно лучше, чем когда день за днем ничего не происходит. Я не люблю войну и не хочу ее возврата. Но она, по крайней мере, давала мне чувствовать себя живой, так как я не чувствовала себя до и после нее».
Исследованные нами женщины тоже пытались найти более сильные встряхивающие эмоции, которых не удалось ощутить в мирном размеренном климате своей страны. И не потому, что источника этих ощущений в мирной жизни нет. Люди могут испытывать азарт от творчества, интересной работы, обучения, тренингов, разного рода зрелищ, общения, путешествий, поездок. А сколько радостных эмоций можно получить от общения с семьей, детьми, друзьями? К сожалению, такого навыка и опыта у изученных нами репатрианток не было.
Будучи психологически травмированными в детском и подростковом возрасте, они не получили тот личностный ресурс, который позволяет людям самим решать, какой должна быть их жизнь, и уметь самостоятельно наполнять ее позитивом. Не прилагая своих усилий к тому, чтобы получить реальное здоровое удовлетворение от работы, воспитания детей они пошли на поводу у своего иррационального желания выделиться, возвыситься, быть избранными, значимыми. Но сами женщины об этом открыто не говорили. Эти устремления выявлены психосемантическими тестами в процессе их психологического изучения.
А если и дальше называть вещи своими именами, то многие женщины, приехав в Сирию, не исключено, что в поиске острых ощущений, стали получать в мужья боевиков, и это можно расценивать как дополнительный, а может быть и главный бонус к их переселению в Сирию. Эту деликатную тему нельзя оставлять без внимания. Даже если репатриантки в один голос заявляют, что были вынуждены выходить замуж, что оставаться одинокой с детьми было опасно. А некоторые даже стали планировать и выбирать более выгодные партии, которые могли принести больше пользы в семью, например, мужей-арабов. Они не могли не знать, что там, где идет война мужчин всегда намного больше, чем женщин. И на войну открыто звали мужчин, чтобы они воевали. А женщин звали не так прямо, потому что с их помощью боевиков всего лишь удерживали на этой войне.
Этих женщин как будто перестала беспокоить нравственная сторона происходящего. А теперь они скороговоркой оправдываются, как будто война все спишет. Но только не их погибших детей. Понятно, что они до сих пор их оплакивают. Но при этом постепенно рационализируют мысль о том, что погибшие дети стали шахидами, как и их отцы. Так страдание не кажется столь невыносимым. Но этой тайной мыслью они так же открыто не делятся, она выявлена при психодиагностическом тестировании, в последствии.
Вернувшиеся с войны женщины стараются найти своим глупым, с общечеловеческой точки зрения, поступкам подходящие оправдания: «взяла детей, не знала, что будут бомбить», «думала, что там будем жить по шариатским законам», «мы сначала жили во дворцах (хозяева которых сбежали от зверств боевиков)», «первое время у нас были деньги и мы не голодали», «нигде не работала, религия запрещает работать женщинам, прислуживала мужу». Не любила, не была ему подругой, а «прислуживала», как выразилась одна из вернувшихся из Сирии женщин.
К тому же психологическое тестирование со всей очевидностью показало, что при старательной демонстрации покорности, предписанной им религией, – ситуация уголовного наказания вызывает у осужденных репатрианток протестные настроения и враждебность. Хотя пока они охотно принимают образ внешнего бессилия для того, чтобы затем добиваться своих целей. Свою самооценку они напрямую связывают со страданием: чем больше страдания, тем более значимыми и добродетельными они себя чувствуют.
Поэтому с чувством своей праведности они стараются продемонстрировать, что перенесенные страдания делают их морально выше других. Ощущая свою надуманную ценность, они проявляют нетерпение, враждебность и агрессию к тем, кто не разделяет их мнение. Но пока ситуация такова, что они вынуждены скрывать свои истинные чувства.
Такой разоблачающий контент может вызывать сомнение в том, здоровы ли эти женщины на самом деле? На этот вопрос ответить не просто. Заподозрить личностное расстройство бывает непросто, так как нарушенные нередко демонстрируют свои более привлекательные и даже сильные стороны. Их нельзя объявлять безусловно больными. Но все же многие их поступки понять и принять бывает очень сложно.
Как, например, понять желание замужней женщины уехать в Сирию, бросив троих детей на мужа, младшему из которых исполнился только год. В Сирии она еще семь раз выходила замуж, рожала детей, и выполняла обязанности по надзору за привлекательными женщинами, которых принуждали к оказанию услуг боевикам. Как трудно понять и тех, кто повез в Сирию детей и многих других.
Действительно, женщины, о которых идет речь, сами себя считают вполне нормальными взрослыми, заслуживают они того или нет. Однако поступки, которые они совершили в своей жизни, нельзя назвать благоразумными и зрелыми. И, тем не менее, они не больны.
Из всего изложенного следует очевидный вывод, что работа теологов по дерадикализации репатрианток должна вестись одновременно с их психологической коррекцией или психотерапией, в зависимости от тяжести личностного расстройства. В противном случае, они так и будут существовать в рамках жесткой схемы, обусловленной их личностным расстройством. Без квалифицированной психотерапии женщины-репатриантки не смогут понять, что есть что-то еще, кроме внешних обстоятельств, что определяет ход их жизни.
Неспроста в их стратегиях обнаружен избыток ритуализированных форм поведения, призванных избавить человека от навязчиво возникающих тревожных мыслей. А поводов для тревоги у них достаточно.
Какие бы иллюзии по поводу своей моральной чистоты и нравственного превосходства они себе не внушали, реальное положение дел таково, что им вновь придется социализироваться. Что будет довольно тяжело, имея в прошлом опыт выезда в Сирию, осуждаемый в нашей стране большинством граждан, и факт привлечения к уголовному наказанию.
Таким образом, степень зависимости человека от радикальных религиозных установок находится в прямой зависимости от степени или тяжести личностного расстройства. Психотерапия окажет помощь женщинам-репатрианткам в формировании гибких, не радикальных и полезных убеждений, которые будут способствовать их адаптации к реальности и тому, чтобы они могли добиваться позитивных жизненных целей.
* Террористическая организация, запрещенная в Республике Казахстан
KAZISLAM.KZ/ Жанар Жукешева, Общественный фонд «Акниет»