Астана. 6 мая. Исламский мир насчитывает множество религиозных течений. Внутренних разногласий среди их последователей даже больше, чем с людьми другой религии, потому что у каждой группировки есть свои взгляды на правильность веры. Из-за этого мусульмане, имеющие различные понимания сути их религии, вступают в конфликты, которые могут закончиться кровопролитием. Однако, как показывает практика, сторонники деструктивных религиозных течений сами до конца не понимают, что попали в опасный капкан, пребывая в твердом убеждении истинности своих взглядов. Произойти это может из-за банальной симпатии к человеку, проповедующему нетрадиционное течение, от которого очень легко перейти к радикальному направлению, незаметно для себя переступив границу и по-прежнему слепо полагаясь на достоверность порой несуществующих  первоисточников… Своей историей откровенно поделился с корреспондентом нашего еженедельника Азамат АЛИЕВ, ранее являвшийся приверженцем деструктивного религиозного течения «салафизм» и его радикального направления «такфиризм» (имя и фамилия героя публикации изменены в целях  конфиденциальности). 

— Азамат, расскажите, пожалуйста, о вашем образовании, роде деятельности, семейном и социальном положении до приобщения к исламу.

— Я родился в сельской местности нашей области. Родители переехали в город, и дальнейшее формирование личности происходило в Петропавловске. Окончил школу, местный вуз по специальности «Агрономия», работал в дальнейшем по этому профилю, но уже после приобщения к религии.

После окончания вуза устроился по молодежной программе в один из мельничных комплексов, специализация была связана с определением качества зерна. Проработал там год, приобрел кое-какой опыт, затем продолжил работу агрономом в селе в достаточно крупной фирме. По определенным причинам решил уехать в город. С этого момента начался новый этап моей жизни.

На данный момент у меня есть жена, двое детей, проживаю с родителями. Отец открыл ИП, специализирующееся на изготовлении мягкой мебели, я тружусь здесь в качестве работника.

— Когда и по каким причинам вы приобщились к исламу?

— Когда я еще был студентом третьего курса, в моей жизни происходили некоторые неприятности, после чего я решил возобновить тренировки в одном из спортивных заведений города. На пробежках общался с сокурсником из параллельной группы — будучи очень открытым и доброжелательным человеком, он вызывал у меня симпатию. При более близком общении выяснилось, что он был практикующим мусульманином: совершал намаз, посещал мечеть. Общаясь во время пробежек, он объяснял мне основы ислама, и я всерьез заинтересовался. Видимо, душа искала чего-то. Тогда я пришел в мечеть и начал тоже читать намаз согласно ханафитского мазхаба.

— Как изменились ваша жизнь и круг общения?

— До этого я вел достаточно светский образ жизни: активно посещал клубы, иногда даже участвовал в молодежных потасовках. Хотя, конечно, всё это было несерьезно, ведь со школьных лет я старался подходить ответственно к подобным делам и агрессией никогда не отличался. Приобщение к исламу изменило меня в лучшую сторону: я стал более созидательным, отдалился от вредных привычек (алкоголя, курения, бесполезного времяпровождения), начал ставить перед собой цели как в материальном плане, так и в отношениях в семье, читать книги о достижении успеха. И в целом, я стал более дружелюбным, избавился от негатива и злобы, стараясь идти тем путем, который проповедуют имамы в мечети.

— Когда, каким образом и по каким причинам произошло приобщение к нетрадиционному  религиозному течению «салафизм»?

 — Когда я переехал в город, передо мной встал вопрос «Где найти работу?». Сразу не получилось устроиться по специальности, и у меня появилось больше свободного времени. К тому же, родственники тоже особо не торопили, напротив, даже предложили отдохнуть пару месяцев, подумать, поставить перед собой конкретные цели. Но этот период ушел вовсе не на обдумывание и поиски работы, а на частые посещения мечети. Тогда я и начал общаться с приверженцами салафизма. Они, в основном, были безработными и много времени проводили совершая намаз, тем самым постоянно контактируя со мной. Я был молод и чрезмерно доверчив, и у меня не хватало жизненного опыта, чтобы замечать в людях отрицательные качества. Я знакомился с людьми, с которыми не стоило общаться. А начиналось всё с доброго взгляда и приветствия, далее последовали долгие, подробные беседы, затем — симпатия и дружба.

— Знали ли вы, что есть нетрадиционные религиозные течения, в частности салафизм? Осознавали ли вы, что салафизм является деструктивным религиозным течением?

— На тот момент я слышал, что есть такое течение — салафизм, но не осознавал, что оно является деструктивным. Не задумывался над этим. Я не видел черту перехода от ислама к салафизму, воспринимая это как единую религию и размышляя, что это личный выбор каждого человека: хочешь — верь, так или иначе.

— Как вы установили контакты с местными салафитами?

—  У нас город небольшой, прихожан в мечети немного, в пятницу наберется максимум сто человек, из них большая часть — приверженцы традиционного ханафитского мазхаба ислама, и лишь около 2-3 % — адепты деструктивного течения. Салафиты стояли на выходе из центральной мечети, и каждый новый прихожанин у них был как на ладони. Так я и познакомился с ними.

— Какой характер носили ваши отношения с новыми «друзьями»?

— На первых порах это было с некоторой долей удивления. Внешний вид салафитов был необычным: борода, укороченные штаны, широкие одеяния, головные уборы на голове, они не соблюдали моды и стиля. Помимо этого  их  отличала лексика с частым использованием чуждых для общественности отдельных слов на арабском языке. Всё это вызывало у меня неподдельный интерес.

— Как изменилась ваша жизнь после приобщения к салафизму?

— Поначалу родители, родственники особых изменений не заметили. Я и сам не стал применять все постулаты на практике, многого не знал и не готов был принять. Далее, с течением времени, по мере погружения в изучение этого течения я начал сталкиваться с проблемами, критикой в свой адрес. Доходило до скандалов, мне часто приходилось отстаивать свои взгляды. Через несколько месяцев после того, как я заинтересовался нетрадиционным религиозным течением, я сдружился с двумя его последователями. Совместно с ними  начал заниматься индивидуальным предпринимательством — торговлей. Мы заказывали и привозили материал, распространяли по магазинам, как небольшая торговая фирма. Проработали подобным образом около года, но особой прибыли не получили и решили приостановить продажи. Через год я женился, с их помощью устроился на другую работу.

— Изменились ли ваши отношения с родственниками, друзьями после приобщения к религиозному течению?

— Да, конечно. Вообще к людям я стал относиться по-другому. Знал, что есть люди невежественные и обладающие знаниями, осведомленные и практикующие. Ко второй категории относился с пониманием. Возможно, в душе было и какое-то чувство собственного превосходства, хотя это порицаемое качество. Все мы неидеальны, порочны, я старался приглушать такие мысли в себе. После того, как ты начинаешь практиковать какие-то убеждения, многое меняется, и внешний облик — не исключение. Нужно было отпустить бороду,  укоротить брюки до уровня щиколоток… Родственники, конечно, относились к этому негативно, потому что я отличался от окружающих, выглядел не так, как обычно, и это бросалось в глаза. Тем более, в тот период (2012-2013 годы) на слуху были события в Сирии, и внешний облик террористов был схож с моим.

Я не был готов принять радикальную идеологию полностью, поэтому особо не афишировал, мои родители не понимали до конца, во что я ввязался. Обычному человеку трудно заметить границы. Единственный  факт,  по  которому  можно распознать последователя такфиризма — это то, что он не станет употреблять любое мясное изделие, которое поставит на стол «неверный» (так как  считает, что этот человек не является мусульманином, и то, что он предлагает, не пригодно к пище). У меня начали появляться сомнения, как определять, кто передо мной, я все время задавался вопросом: «Мусульманин ли он?».

— Изменился ли ваш круг общения?

— Да, изменился. Я стал гораздо меньше общаться с приверженцами традиционной религии ислам, больше — с новыми друзьями из числа салафитов. Хотя, по сути, они были для меня малознакомыми людьми, и об их прошлом я фактически ничего не знал. Именно тогда я стал меньше общаться с родственниками, особенно с дальними, претерпело изменение отношение и к родному брату. Вообще, я кардинально поменял свое отношение к мирской жизни, материальным ценностям, смотрел на них как на нечто второстепенное, абсолютно неважное. Хотя родные и говорили, что нужно стремиться к чему-то в жизни, зарабатывать. Отец говорил, что я стал похож на ходячего мертвеца, будто я жил не здесь. Хочу отметить, что люди из моего деструктивного окружения не стремились обеспечивать себя в жизни и не работали.

— Какие у вас были приоритеты в жизни, откуда черпали знания?

—  На первом месте для меня были мои убеждения, то есть то, насколько качественно я практикую религию, в частности, то, что нам объясняют проповедники. Во-вторых, приобретение шариатских знаний, по возможности, их практикование. В любом узком кругу последователей есть те, кто знает больше или меньше. Есть те, кто думает своей головой, и те, кто слепо идет на поводу следом за остальными. Я прислушивался к тем, кто, на мой взгляд, обладал авторитетом. Эти люди направляли меня к религиоведам. Также я слушал аудиозаписи в Интернете, таким образом, приобретая необходимые знания. На это у меня всегда находилось время.

Скажу честно, я довольствовался тем, что слушал богословов, в Интернете предлагался большой спектр разбираемых вопросов. Требовалось время, чтобы все прослушать и переварить полученную информацию. Стремился поступить в исламский университет, находящийся в Саудовской Аравии (к слову, это мечта всех известных мне салафитов).

— Как вы могли бы охарактеризовать уровень религиозных знаний местных салафитов  на тот момент, когда вы с ними дружили?

— Аналогично, как и я, многие на-ходились на уровне слушателей. Возможно, те, кто были старше и опытнее, занимали начальную ступень, но занимались разъяснением и проповедованием.

— Стремились ли вы распространять салафизм, в том числе среди родственников?

— Да, конечно, стремился, так как я был убежден в правоте своих взглядов и верности их направления. Хотел поделиться этим с родственниками, чтобы они были солидарны со мной. Но возникала полемика, а порой и конфликты с родными, не разделяющими мои взгляды.

— Как пришли к радикальному направлению салафизма — такфирской идеологии?

— Около пяти лет я стабильно практиковал умеренный салафизм, казалось, все шло ровно и гладко. Все уже поняли, кто я такой, а я, в свою очередь, понял, как ко мне относятся окружающие. Старался сглаживать конфликты с близкими родственниками, но они уже привыкли к моим взглядам и смирились с тем, что переубедить меня невозможно. В начале 2016 года в кругу моего общения появился молодой человек, который только начинал соблюдать намаз, изучать ислам. Этот парень был очень открытым, доброжелательным, приветливым, можно даже сказать, обаятельным. Однако в какой-то момент он отдалился от нас. Хотя переход мы не заметили и ничего не заподозрили. Оказалось, что в его окружении зародились ростки такфирской идеологии — наш друг начал изучать сложные экстремистские вопросы. Мы знали его около года, сдружились, парень всегда был отзывчивым, стремился помочь, заслужив этим наше доверие. Когда ребята из центральной мечети обнаружили, что он изучает такфиризм и сообщили нам, то мы сначала даже не поверили в это. Среди адептов умеренного салафизма было убеждение, что от этого человека следует отдалиться и не иметь с ним никаких отношений, так как это чревато последствиями: можно самому «заразиться» и попасть в беду. Но я расслабился и отнесся к этому несерьезно, продолжал скептически относиться к этому известию, думал, что он погорячился — «переболеет» и оставит это течение. Но он не оставлял… Прошло около 3-4 месяцев, и я в очередной раз решил с ним пообщаться, так как дружеские связи оставались ещё довольно сильными. Мы встретились, завели диалог, снова начали общаться. У нас были дискуссии и споры, я пытался его вытащить из этого течения, хотел донести до него, что он не прав. Но у меня не получилось. Мало того, что я не смог доказать ему свою правоту, так еще и семена сомнений зародились в моей душе. Я сам стал интересоваться этим вопросом. Теперь-то я понимаю, что интернет-пространство — это самое недостоверное и опасное место, в котором нужно приобретать знания. Мы вместе искали видео, лекции, я все больше углублялся в такфиризм. Происходило это в конце 2016 — начале 2017 года.

— Бывали ли моменты, когда вы понимали, что что-то не так, что вы заблуждаетесь по каким-то религиозным вопросам?

— Когда я был приверженцем умеренного салафизма, я никогда не сомневался в правильности своих убеждений. Никто не мог меня переубедить. А в вопросе такфиризма были сомнения, я не был твердо убежден, пребывал в состоянии  неопределенности, но даже это со-стояние  является  опасным.

— Пытались ли вы разобраться в этом?

— Да, пытался, возможно, именно эти мои попытки послужили трамплином к стабилизации моего сегодняшнего положения. Я начал поиски источников этих взглядов, воззрений, убеждений, искал, откуда исходит эта информация.

— Мешали ли вам в этом?

— В принципе, нет. Я общался только с этим молодым человеком, не сомневаясь в искренности его намерений, другим я не доверял. Я взял у него контакты авторитетных, знающих людей, которые жили в других городах, в основном, в Алматы. Я дозвонился до них, начал напрямую спрашивать, кто они такие. Оказалось, что они нигде сами не учились, указать на каких-то ученых могут, но всю логическую цепочку учения передать не в состоянии. Знания они также приобретали через Интернет, даже не зная, кто выложил те видео. Поэтому было легко усомниться в том, что они говорят. Мне начало казаться, что это фальсификация идеологии, ведущая к смуте. Эти «авторитеты» давали другие номера, предлагали позвонить и уточнить у «первоисточников». Я взял весь список арабских ученых и поехал к одному молодому человеку, знающему арабский язык, вместе с ним мы решили докопаться до истины. К моему удивлению, ни на один но-мер мы не дозвонились, либо это были номера мошенников — наш баланс на сотовом телефоне уходил в никуда. Из этого расследования можно было смело сделать вывод, что никаких толковых источников не существует. В этот момент степень моего сомнения возросла в разы, убежденности и так не было. В результате она стала угасать.

— Всё же, кто оказывал на вас идеологическое воздействие?

— Только один упомянутый молодой человек и то, что мы видели в Интернете, там приводились ссылки на хадисы (предания). Текст был составлен так, что мы попадали в этот капкан. Вроде и осознавал, что это можно и нужно откинуть, но информация работала уже на подсознании, оправиться от этого было тяжело.

— Хотели ли вы разговаривать с людьми, пытавшимися вас вразумить, и считали ли вы, что они неправомерно вмешиваются в вашу жизнь?

— Да, мне звонили, приглашали прийти побеседовать из управления по делам религий, провести со мной разъяснительную работу. Я относился к этому негативно, считал это неправомерным вмешательством в мою жизнь. Мне казалось, что эти люди хотят изменить мои убеждения. Я ведь не нарушал законы и думал, что имею право на собственные воззрения в религии, главное, что от меня не исходило никаких противоправных действий, я не наносил вред здоровью, имуществу других людей. Я не считал нужным ходить на эти беседы, отвечал им: «Если у вас есть конкретные претензии ко мне, присылайте повестку, тогда будем разговаривать».

— Когда вы поняли ошибочность и опасность радикальной религиозной идеологии?

— Ошибочность понял, когда начал искать первоисточник, а опасность — когда происходили определенные инциденты в конце 2016 — начале 2017 годов. Некоторые ребята попали под следствие. Тогда я осознал, к чему это может привести. Никто не застрахован от того, что может пойти на поводу своих эмоций. Инцидент в Сирии также был следствием явления такфиризма.

— В чем, по-вашему, опасность радикальной религиозной идеологии?

— Последователь радикальной религиозной идеологии сначала устанавливает для себя, кто является «плохим» человеком, то есть с кем нужно бороться. И рано или поздно, если появится такая возможность, он развернет эту борьбу. А плохими он считает всех «неверных».

— Как может негативно сказаться на жизни следование радикальной религиозной идеологии?

— В первую очередь, это ограждение от общества, семьи, друзей и соседей. Во-вторых, человек может отозваться на негативные призывы, стать участником смут, убийств. Так как такфиризм, джихадизм являются радикальными, стоит знать основные признаки крайнего радикализма — после признания того, что человек является неверным, приверженец радикальной идеологии может установить для себя, что имущество, честь, жизнь и кровь этого человека могут быть дозволенными, а также решиться на то, чтобы отнять их. Это крайний случай. А есть те, кто солидарны с этими суждениями в мыслях, но знают, что неверных нельзя трогать до того момента, пока не появится лидер — султан, который соберет силу, из-даст распоряжение и тогда можно будет атаковать. Сам лично такой такфирист не предпринимает никаких действий, но находится в позиции выжидания.

— Легко ли приобщиться к исламу?

— Это зависит от человека, но сегодня существует множество путей для приобщения к исламу. Можно посетить мечеть, найти информацию на официальных сайтах, общаться с последователями этой религии.

— Какое течение или какой мазхаб является правильным, по ва-шему мнению? Почему?

—  На сегодняшний день Духовное управление мусульман Казахстана утвердило ханафитский мазхаб, его приверженцы — самые многочисленные. К тому же, он наиболее обоснован, многие правовые моменты хорошо разъяснены и применимы для любых условий, в которых может находиться человек (в какой бы области он ни работал). Изначально я сам был сторонником именно ханафитского мазхаба и сейчас вернулся к нему.

— Легко ли попасть под влияние салафизма?

— Да, хотя приверженцев салафизма меньше, и для приобщения  к  этому  течению  нужно  преодолеть внутренние барьеры, сломать свою прихоть, подавить самолюбие, перебороть критику со стороны окружающих. Скорость процесса приобщения к салафизму зависит от многих факторов. Если у молодого человека будет достаточно много свободного времени и на него повлияют салафиты, особенно если они ему будут симпатизировать, то он приобщится довольно быстро. В моем случае это заняло всего месяц — полтора.

— Осознает ли человек, что придерживается нетрадиционного течения?

— Формально, на уровне лексики, да, но в душе он не понимает, считая, что только он прав, а остальные — нет.

— По вашему мнению, что думают салафиты по поводу своего образа жизни, внешнего облика и убеждений? Слепо ли они полагают, что их убеждения и действия являются истинно верными? Откуда они черпают знания?

— В какой-то степени, да, слепо полагают. Основная масса салафитов строит свои убеждения на доверии источнику информации, авторитету, который, в свою очередь, опирается на священные тексты, предания. Сами они не исследуют, не уточняют, и получаемая информация ограничивается конкретными людьми: учеными, богословами. Если человек сам начнет разбирать текст, откроет священное писание или хадисы, начнет читать, анализировать и придет к какому-то своему выводу, ему ответят, что он ошибается. Поэтому я считаю, что присутствует доля слепого следования, как бы салафиты ни отрицали этого.

— Являются ли эти источники информации проверенными?

— Проверены они лишь в определенной степени. Приверженец салафизма будет доверять только конкретной группе ученых, он считает, что они авторитетны, а тексты достоверны, и только от них можно приобретать знания.

— Обладают ли салафиты в большинстве своем глубокими знаниями в области религии ислам?

— 98 % салафитов не знают арабский язык, большинство из них не могут читать Коран на арабском языке, испытывают языковой барьер, усваивают информацию только из переведённых текстов или слабоговорящих богословов. Кроме того, практически никто из них не получал духовное образование, салафиты мало знакомы даже с той литературой, которая переведена на русский и казахский языки. То есть, по сути, они не владеют глубокими знаниями в области религии.

— Трудно ли с ними разговаривать, пытаться аргументировано переубедить?

— В обычной жизни они не отличаются от нас с вами, могут любить свой город, страну, с ними легко общаться, впрочем, зависит это и от индивидуальных качеств человека. А по вопросам религии для них всё очень консервативно, ни от кого информация восприниматься не будет, так как она считается ими недостоверной, поэтому переубедить очень трудно.

— Как изменилась ваша жизнь после привлечения к уголовной ответственности и осознания того, что вы являлись сторонником деструктивного религиозного течения салафизм (радикального направления)? Поддерживаете ли отношения с так называемыми «братьями» из числа салафитов? Если нет, то почему?

—  До осуждения у меня сложилось мнение о своих так называемых  «братьях»,  я  считал,  что братство в религии — это крепкая цепь, которую тяжело разорвать. Но в жизни оказалось совсем по-другому. Я благодарен Аллаху, что понял это, хотя это и было неприятно… Я смог разглядеть людей, которые меня окружали, понять, насколько крепкой на самом деле была наша дружба. За время моего пребывания в исправительных учреждениях лишь единицы несколько раз посетили моих родных. Остальные, которые раньше гостеприимно принимались мною в доме, садились за дастархан, ели приготовленное мною мясо, не спрашивали ничего обо мне, не звонили и не приходили. Хотя до инцидента я встретился с салафитами и открыто заявил, что отказываюсь от убеждений такфирской идеологии, пытался объяснить им, что следовал этим взглядам на эмоциях и теперь считаю это ошибкой. Тогда я понял ценность этих отношений. Я осознал, кто должен быть важен в жизни, как правильно следует расставить приоритеты. Нахождение в исправительных учреждениях предоставило мне много времени на то, чтобы переосмыслить свою жизнь, понять, куда идти дальше, на кого опираться. Я понял, что интересовался такфиризмом, потому что изначально был приверженцем деструктивного течения.

И отношение родителей до моего приобщения к салафизму и после этого — две совершенно разные вещи, взаимоотношения с родней резко ухудшились.

— Как вы видите свою дальнейшую жизнь?

— Я понял, что нужно ставить цели, жить, а не отдаляться от семьи, не выделяться из общества. Тем более, в нашем государстве созданы все условия, чтобы до-вольно комфортно и в полной мере исповедовать религию ислам, для этого нет никаких ограничений. Во-вторых, я усвоил, что нужно стремиться улучшить свое материальное положение. Паломничество в Мекку — хадж никак не совершить без благосостояния, для этого требуется немаленькая сумма. Третье, что я понял: самое важное — семья, это те люди, которые всегда подставят свое плечо в трудную минуту и за них стоит держаться. У меня двое детей, и эти уроки послужили стимулом к тому, чтобы я объяснил им, что стоит обходить стороной. Дальше я планирую заниматься семьей, работой, повышением своего общественного и материального положения. Хочется вернуть былое доверие к себе со стороны родных и соседей. Также я понял, что большим заблуждением и даже слабоумием с моей стороны было убеждение, что не стоит общаться с представителями государственных органов.

— Что нужно делать людям, чтобы не стать последователем нетрадиционных религиозных течений?

— Во-первых, опасаться непроверенных источников информации. Не стоит воспринимать за чистую монету знания, полученные от первых встречных, какими бы красноречивыми и обаятельными они не показались. Впечатлительный человек может легко попасть под влияние других. Поэтому нужно самому анализировать новую информацию, относиться ко всему критично, не доверять всему подряд, особенно Интернету.

— Если человек решил приобщиться к исламу, то, по вашему мнению, у кого лучше брать первоначальные знания, к кому в дальнейшем прислушиваться и чего не стоит делать категорически?

— В первую очередь обратиться к духовному наставнику — имаму, получить от него базовые знания. Эти люди специально обучались, знают законодательство и понимают границы дозволенного. Приверженцы нетрадиционных течений никогда не объяснят, что можно и что нельзя делать, но незнание не освобождает от ответственности. Категорически не стоит искать авторитетное мнение в Интернет-пространстве, там нет ничего достоверного в вопросе религии, только если это не официальный сайт. Лучше найти действующего имама, который подтвердит информацию. Ко всему следует относиться с осторожностью.

— Расскажите, пожалуйста, в какой момент вы познакомились со своей супругой и каких взглядов придерживалась она?

— С женой познакомился в 2012 году, она была солидарна со мной в убеждениях, придерживалась умеренного салафизма. Сейчас она вместе со мной отошла от этого течения, потому что тоже увидела отношение «братьев» по религии. Вопросами такфиризма она никогда не интересовалась, я не вовлекал ее в это, поскольку сам был не уверен в истинности этих воззрений. После осуждения я провел с ней беседу и спросил, хотим ли мы дальше жить нормальной полноценной жизнью в нашем государстве. Если да, то нужно оставить свои неправильные убеждения, переосмыслить свои взгляды и действия, и она полностью меня поддержала в этом.

*     *     *

Признаться, перед этим интервью я заметно нервничала в ожидании встречи, заранее ознакомившись с различиями в религиозных течениях, но все же не до конца представляя, куда может завести этот разговор. Также я не могла предположить степень открытости респондента, мне казалось, что Азамат ограничится дежурными фразами, отказавшись от изложения подробностей из-за неприятных для него воспоминаний. Но по окончании полуторачасовой беседы, герой публикации заметил, что согласился на разговор добровольно в надежде, что для кого-то его история станет полезной и послужит предостережением. «Я пришел к выводу, что всё это время жил будто в тумане, каком-то опасном полупьяном состоянии. Иногда человека нужно хорошенько встряхнуть, чтобы он понял, куда может завести кривая дорожка, и увидел со стороны, насколько она отличается от верного пути». Можно сказать, что Азамату повезло — он смог осознать неправильность своих суждений до того, как они привели к серьёзным последствиям. И я вместе со своим собеседником надеюсь, что эта статья поможет еще кому-то избежать падения в пропасть.

 Информационная справка:

Салафизм является буквалистским и ультраконсервативным течением внутри суннитского  ислама. Салафиты призывают к ориентированию на образ жизни первых трех поколений мусульман — так называемых «праведных предков» (ас-саляф ас-салихун) и отвергают все позднейшие религиозные нововведения, квалифицируя их как ересь. Салафиты Казахстана являются бескомпромиссными противниками суфийских течений, они резко осуждают почитание шейхов, посещение святых мест и другие суфийские практики. Результатом буквализма является и внешний вид большинства адептов — борода и короткие штаны. Салафиты принимают буквально смысл хадиса, в котором говорится, что «опускающему подол ниже щиколоток, грозит попадание в ад». Известно, что салафиты не приемлют музыки, театра, изображений людей, многих видов спорта, где открыты части тела.

Такфиризм — это идеология, основанная на обвинении в неверии мусульман, придерживающихся разумных, умеренных взглядов, а также на формирование у верующих чувства религиозного превосходства и исключительности фундаменталистской версии ислама. Формируется путем обмана и манипуляции со священными текстами исламской религии. Сущность такфиризма — это подрыв общественных устоев, государственного строя, его политической системы. Психологическая обработка жертв проводится такфиристами в три стадии. На первой стадии адепту внушаются идеологемы «кто не совершает намаз — тот кафир (неверный)» и «кто правит не по законам Аллаха — тот кафир». На второй стадии следует «хиджра» — на практике это: либо в прямом смысле — отъезд из страны (в лучшем случае, выезд в государства дальнего зарубежья, законодательство которых основано на шариате; в худшем случае — в горячие точки, такие как Афганистан, Северный Кавказ, Сирия); либо «внутренняя эмиграция» в форме отречения от окружающего общества, разрыва родственных и иных связей, замыкания в узком кругу с жестим подчинением лидеру. На третьей стадии обработки такфиристов толкают на псевдоджихад: атаки на силовые структуры в форме самоподрывов (во искупление накопленных грехов — как реальных, так и мнимых) либо занятие бандитизмом и/или воровством — так или иначе отъемом имущества окружающих «кафиров» с целью добывания материальных средств для ведения псевдоджихада и для обеспечения своей семьи.

Елизавета ПЕРОВА

Источник: Проспект СК