– США попросили Казахстан, Узбекистан и Таджикистан приютить 9 тысяч афганских беженцев, которые сотрудничали с США и которым теперь угрожает опасность. Пойдут ли на это страны Центральной Азии и какими могут быть для них последствия? Какова позиция официальной Москвы по поводу этой просьбы США? И как она может отреагировать, если республики Центральной Азии примут этих афганских беженцев?

– Этот вопрос быстро исчез из повестки дня. Ни одна из стран региона, включая и Казахстан, не изъявила желания ответить положительно. Речь шла не просто о 9 тысячах, у каждого из этих людей есть семьи, родственники, эти 9 тысяч могли легко трансформироваться в 50 тысяч и более. А это уже серьезная проблема, причем просьба США была довольно абстрактна, без указания временных сроков и источников финансовых затрат.

Министр иностранных дел России Сергей Лавров после встречи с министрами иностранных дел стран региона в Ташкенте 16 июля говорил, что в регионе понимают связанные с этим риски и примут решения, исходя из своих национальных интересов. Похоже, так и произошло и не только с американской просьбой, но и вообще в вопросе беженцев. Узбекистан, например, сразу выдворял на афганскую территорию афганских правительственных военнослужащих, нарушавших режим государственной границы. Не сразу, но то же самое сделал Таджикистан. Киргизия изъявляла желание принять афганских этнических киргизов, перешедших границу Таджикистана, но они сами через короткое время предпочли вернуться в Афганистан. Вообще, проблема беженцев для региона оказалась слишком уж преувеличенной.

– Как изменится роль и политика России в Центральной и Южной Азии после ухода США? Каким видит Москва будущее региона и как она будет воплощать в жизнь свое видение? 

– В последние годы политика России и в регионе, и в Афганистане, стала заметно активнее, при этом роль США снижается, хотя говорить о полном «уходе США» вряд ли стоит. Будущее региона с точки зрения России можно увидеть на примере проектов, которые реализуются уже довольно продолжительное время — это ОДКБ и, особенно, ЕАЭС.

Центральная Азия для России — это то, что называется «зоной жизненных интересов», это область, где присутствуют национальные интересы России. Естественно, что, как и любая другая страна, Россия стремится и будет стремиться к тому, чтобы реализовывать свои интересы и при необходимости их защищать. Национальный интерес — это разумный национальный эгоизм. В определение «разумный» вкладывается тот смысл, что нужно стремиться совмещать свой интерес с интересами партнеров и союзников.

– Кто становится теперь ключевым актором в регионе? Как будут распределены силы между Россией, Китаем, Турцией, уходящими США, Пакистаном, Ираном? 

– Ключевой актор вряд ли может быть один, думаю, что применительно к Центральной Азии нужно говорить в первую очередь о России и Китае. США, ЕС, Турция, ещё нужно упомянуть Индию, стремящуюся к усилению внимания в регионе в конкуренции с КНР, это уже все-таки акторы второго уровня.

США, ЕС и Турция будут, конечно, стремиться к усилению своего влияния, но не думаю, что им даже в сумме удастся перевесить в свою пользу баланс сил. Китай и Россия — это даже не внерегиональные акторы, они участники региональных процессов не извне, это предопределено элементарной географией.

К тому же интересы КНР и РФ в Центральной Азии в первую очередь экономические и во многом совпадающие с интересами стран региона.

– Уход США из Афганистана взбудоражил общественность Центральной Азии. Мы опасаемся роста наркотрафика, контрабанды оружия, наплыва беженцев, активизации террористов. Насколько обоснованы эти страхи?

– Паника была абсолютно излишня и, как мне кажется, она в основном уже прошла. В кругах принятия решений всех стран есть, судя по всему, понимание того, что «Талибан» — это серьезная политическая сила в Афганистане, имеющая право на участие в общеафганском политическом процессе.

Происходящее военное обострение – сугубо внутриафганская проблема, это стремление талибов создать себе лучшие условия на ведущихся межафганских переговорах.

Переговоры идут очень сложно, но это единственное решение афганской проблемы. «Талибан» стремится инкорпорироваться в общеафганскую жизнь и ему не нужны при этом проблемы со странами-соседями. Конечно, когда в приграничных районах идут боевые действия, могут возникать разные эксцессы, но это носит локальный характер.

В наркопроизводстве и наркотрафике у талибов нет монополии, в этом «бизнесе» участвуют самые разные слои общества, включая правительственных чиновников и представителей правительственных структур. Думаю, их доля участия вполне может быть более значительной, нежели у талибов. Про беженцев выше мы уже говорили, я не знаю прецедентов контрабанды оружия из Афганистана за исключением событий гражданской войны в Таджикистане в 1990-х.

Экстремизм и терроризм во всех странах Центральной Азии имеют внутренние корни, внешнее воздействие имеет пропагандистское содержание и вербовку граждан стран региона для деятельности в других регионах, на Ближнем Востоке, в частности. Присутствие граждан стран Центральной Азии в неафганских террористических группировках на территории Афганистана не настолько значительно, чтобы предпринимать что-то серьёзное в странах их происхождения.

Их потенциал вполне соотносится с возможностями силовых структур любой страны Центральной Азии и здесь вопросы можно задавать только этим силовым структурам: насколько качественно они выполняют свои функциональные обязанности.

– ОДКБ и ШОС способны обеспечить стабильность и безопасность в нашем регионе?

– Спасение утопающих дело рук самих утопающих, давно известный принцип. ОДКБ обладает потенциалом обеспечения региональной безопасности, но важной помехой в её функционировании является несогласованная внешняя политика стран-участниц. Любой военный союз должен быть подкреплен политической составляющей. Слабым местом является и военное сотрудничество той или иной страны-участницы со странами, не участвующими в ОДКБ. С США, Турцией, со странами НАТО и т.д. Это ненормально, когда государство – член ОДКБ проводит на своей территории учения со странами, являющимися антиподами ОДКБ… Не думаю, что ОДКБ должна рассматривать НАТО как вероятного противника, но, участвуя в ОДКБ, Казахстан, Кыргызстан или Таджикистан должны же определиться – кто для них союзник. Не могут быть союзниками одновременно страны, находящиеся друг с другом в антагонизме. Тут уж надо определиться, может наступить момент трудного, но необходимого выбора: с кем вы, страны Центральной Азии… А ШОС – площадка сугубо политическая, её функция скорее в том, чтобы поддерживать в состоянии позитивного консенсуса отношения со странами-участницами.

– Таджикистан запросил помощь ОДКБ, к которой относится и Казахстан. По всей видимости, ОДКБ, конечно, поможет. Но какие это влечёт геополитические риски для Казахстана, которому худо-бедно удавалось удерживать баланс в своей многовекторной международной политике и дружить со всеми? 

– ОДКБ уже определилась с помощью Таджикистану: в случае возникновения военных угроз будут задействованы возможности российской 201-й военной базы, расположенной в Таджикистане и имеющей статус причастности к ОДКБ. Пока необходимости в этом нет, да и вряд ли появится, если говорить об афганском направлении. Это скорее инструмент сдерживания.

– Что делать Казахстану, вновь оказавшемуся на пересечении интересов России, США, талибов? Как выйти из ситуации и сохранить дружбу с важными партнерами?

– С партнерами нужно определяться, что не означает, конечно, обязательной конфронтации с кем-либо из них. Повторюсь, не должно быть отношений одинакового уровня со странами, конфликтующими между собой, диссонанс от такой политики может случиться весьма негативный. Мир довольно динамично поляризуется и нужно просто понять – близость с каким или какими полюсами в большей мере соответствует национальным интересам Казахстана.

* Организация, запрещенная в Республике Казахстан