АЛМАТЫ, 05 августа. Дети казахстанских женщин, вступивших в ряды «Исламского государства» (ИГ)* и затем вернувшихся на родину, проходят долгую реабилитацию, пишет «Каравансарай».

Спецоперация «Жусан» («Горькая полынь»), серия рейсов из Сирии для репатриации казахстанцев с 2019 по 2021 год, позволила вернуть на родину более 700 граждан Казахстана, в том числе 188 женщин, с территории, ранее принадлежавшей ИГ.

Среди вернувшихся были дети, в том числе сироты, многие из которых стали свидетелями военных действий и не знают ничего, кроме войны.

О том, с чем вернувшимся пришлось столкнуться в Сирии, рассказала председатель общественного фонда «Право», руководитель региональных центров социально-психологической, правовой поддержки «Шанс» Ольга Рыль из Нур-Султана.

Один мальчик видел, как его мать погибла во время взрыва, и был вынужден сам себе обрабатывать раны медикаментами, которые просто валялись на улице после бомбежки.

Было очень тяжело смотреть на этих детей и понимать, на что их обрекли, добавила она.

Из-за жизни в условиях военных действий, мамы взяли на себя роль мужчин, чтобы содержать семьи, а старшие дети — роль матерей, описала Ольга Рыль.

«Помню, как меня потрясло увиденное во время ночного обхода центра в Актау: 9-летняя девочка стирает одежду в 12 часов ночи, потому что мама спит», — сказала она, описывая центр массового приема репатриированных казахстанцев.

«Так сложилось в их семье еще в Сирии, что уставшая мама отдыхает, а старший ребенок должен делать домашнюю работу», — добавила она.

Документы для детей

Одним из важных факторов реабилитации детей, по ее словам, было восстановление документов матерей и самих детей для получения медицинской и финансовой помощи.

«Но если восстановить документы матерям, депортированным в Казахстан по сертификату возвращения, было проще,.. то с детьми ситуация оказалась очень сложной», — рассказывает наша собеседница.

«Их ведь рожали в уличных палатках, лишь единицы матерей обращались в больницы, но в обоих случаях никто им не выдавал никаких медицинских справок о рождении ребенка», — добавила она.

Поэтому с 2018 года для того, чтобы установить родство по инициативе сотрудников «Шанса» в центрах судебной экспертизы Министерства юстиции начали проводить генетические тесты.

В 2018 и 2019 годах государство выделяло на это деньги, в 2020 году финансирование прекратилось.

Поэтому «Шансу» пришлось искать выход, что-то оплатили из средств фонда, что-то из других источников.

«Сотрудники центров судебной экспертизы Министерства юстиции откликнулись и собрали деньги, чтобы оплатить исследования. Некоторые из них проводили в частных лабораториях, потому что они были сложными — например, по установленью родственных связей между тетей и ее племянницами и племянниками», — рассказывает Рыль.

В некоторых случаях родственники детей платили за приватное тестирование.

Для установления факта материнства исследование стоило от 85 тыс тенге (200 долларов), а для определения родства между бабушкой и внуком, тетей и племянником доходила до 350 тыс тенге (825 долларов), отметила она.

На основании заключений экспертизы юристы фонда «Право» обращались в суд для признания факта рождения ребенка.

После вынесения решения в государственную базу вносились данные о ребенке и выдавались свидетельства о рождении.

В Казахстане был создан прецедент, потому что до того времени судьи не рассматривали подобные дела в таком количестве, а некоторые вообще не имели подобной практики.

Как только мамы восстанавливали документы, государство выплачивало им адресную социальную помощь, а на период жесткого локдауна с марта по май 2020 года пособие в размере 42 500 тенге (99 долларов).

Во второй половине 2018 и 2019 годов государство финансировало покупку продуктовых наборов из расчета 15 тыс тенге (35 долларов) на каждого ребенка, а в 2019 году эту сумму увеличили до 21 тыс тенге (50 долларов).

«“Шанс” также частично приобрел одежду, правда, не для всех регионов», — сказала Рыль.

Медицинская помощь и реабилитация

В то же время, многие дети, вернувшиеся из Сирии, нуждались в лечении.

Практически у всех были проблемы с зубами, у многих были осложнения после простудных, инфекционных заболеваний. Другим требовались операции, так как дети были ранены.

«Были дети-инвалиды детства, которых лечили в адаптационном центре в Актау и по возвращению к родственникам их сразу же прикрепляли к поликлиникам и продолжали лечить», — делится Ольга Рыль.

Она рассказала историю 14-летнего мальчика, у которого через полтора года после возвращения из Ирака, судя по всему, в результате стресса отказали ноги.

Его мать отбывает наказание в багдадской тюрьме «Русафа» в соответствии с законодательством Ирака, его старший брат в 17 лет погиб на территории ИГ.

Сейчас этот 14-летний мальчик вместе с братом и сестрой находится под опекой родственников.

В «Русафе» все трое детей находились вместе с матерью и три года спали на одном матрасе, лежавшем на каменном полу, рассказывает Ольга Рыль.

Реабилитация — это долгий и сложный процесс, и никогда не знаешь, чем закончится все для ребенка, говорит она.

По ее словам, еще одной проблемой стала социализация детей.

Начало новой жизни для них стало сложным периодом, поскольку пришлось строить отношения со взрослыми, с детьми по соседству и в школе. Сама необходимость прийти в школу стала для них большим испытанием, объясняет Рыль.

«Чтобы облегчить им адаптацию, еще до 1 сентября дети отправились на экскурсию в школы, где им предстояло учиться».

Был случай, когда простой вопрос завуча о том, откуда они, поверг детей в шок и вызвал у них слезы.

«Вернувшись в центр, дети заявили, что не хотят учиться, потому что все узнают, что они приехали из Сирии. Поэтому дети снова посетили школу, где будут учиться, встретились с классными руководителями и, конечно, эти и другие страхи с ними прорабатывал психолог», — заключила наша собеседница.