Ситуацию в Таджикистане резко обостряет обстановка вокруг деятельности Партии исламского возрождения, являющейся эффективной формой канализации протестных настроений исламизированной части общества. Инициированная властями республики кампания по запрету на деятельность ПИВТ автоматически повышает и без того весьма широкую социальную базу радикальных организаций. Фактически республика находится в ситуации перехода носящего системный характер социально-экономического и общественно-политического кризиса в его кульминационную фазу. Дополнительным катализатором конфликта служат противоречия между Душанбе и Горно-Бадахшанской автономной областью, имеющие и политическую, и криминальную, а отчасти и религиозную подоплеку.

Отсутствие возможности легально хотя бы артикулировать свои права для значительной части таджикского общества будет просто толкать людей на нелегальный путь. В Таджикистане и без того немало проблем с активностью радикальных религиозных группировок и аналогичных эмиссаров из-за рубежа. Закрытие ПИВТ даст им дополнительный мобилизационный ресурс. По сути, официальный Душанбе возвращается к ситуации накануне гражданской войны 1990-х, исключая любой компромисс региональных элит в объективно разделенной на весьма неоднородные регионы республике.

Что, в свою очередь, облегчает при необходимости задачу фильтрации террористических групп с сопредельной афганской территории. А ситуация в Таджикистане может смело рассматриваться в связке с соседствующей Киргизией.

Любая и вполне вероятная внутриполитическая дестабилизация в Киргизии может быть использована как фон для организации очагов нестабильности силами группировок, переброшенных из Афганистана, в первую очередь – в Ферганской долине. Синхронно может быть задействована и имеющаяся сеть управляемых приграничных конфликтов с неизбежной межнациональной окраской. В этих процессах наверняка будут участвовать (использоваться) и криминальные группировки (в основном контрабандные, включая наркоконтрабанду), не заинтересованные во включении территории в ТС и ЕАЭС, подразумевающем изменения в ситуации на границах. В противодействии этому уже сложился альянс прозападных НПО, местных националистических групп и исламистского подполья, имеющего сильные позиции и в госструктурах, включая силовые и спецслужбы, и этнического киргизского криминала.

В Киргизии ситуация с религиозно-экстремистскими и террористическими организациями вообще носит ярко выраженный межэтнический характер с наложением внешнего фактора. В феврале имам Карасуйской мечети «Ас-сарахсий» Ошской области Рашод Камолов был задержан правоохранительными органами, было возбуждено уголовное дело по обвинению в призыве к созданию халифата и экстремистских высказываниях. Сразу после задержания имама члены местных ячеек партии «Хизб ут-Тахрир» через социальные сети получили сообщения с текстом: «Вакт келди» («Время пришло»), около 500 сторонников Камолова в тот же вечер собрались в мечети для обсуждения мер защиты имама. Через два дня решением суда Камолов был заключен под стражу на два месяца по обвинению по статьям 299 (возбуждение национальной, расовой, религиозной или межрегиональной вражды) и 299-1 (организованная деятельность, направленная на возбуждение национальной, расовой, религиозной или межрегиональной вражды) УК КР. Через короткое время представители ряда западных НПО (конфликтолог Шахноза Муминова, проживающая в Тбилиси, правозащитница Татьяна Выговская, проживающая в Киеве) обратились к ошским журналистам и правозащитникам с высокооплачиваемым предложением: через СМИ распространять информацию о задержании имама, квалифицируя его как преследование по национальному и религиозному признаку. Другой заказ НПО: провести исследование на тему «как задержание имама скажется на межнациональных и религиозных отношениях на юге КР в частности и в Ферганской долине в целом» с упором на негативные последствия.

Исторически узбекское население юга Киргизии более религиозно, нежели киргизское. Также уже исторически силовые структуры этнически представлены почти 100-процентно киргизами. Общая практика последних лет, особенно после межэтнического конфликта 2010 года: по обвинениям, связанным с религиозным радикализмом, задерживаются и осуждаются исключительно представители узбекской части населения, что в обыденном сознании сразу приобретает межэтническую окраску, будучи дополнено активностью неправительственных организаций.

По мнению же источников из Совета безопасности ИРА, ИГ имеет около 20 тыс. последователей на территории Афганистана. Следуя советам Томаса Руттига, речь идет о примерно 2 тыс. Конкретно известно о группе, действующей в районе Тургунди (афганско-туркменская граница) численностью около 200 человек, ею руководит некий Акмурад из Туркменистана. В районе Ислам-Кала действует группа около 300 человек под командованием Хаджи Рауфа, и в районе Шинданда – наиболее многочисленная группа около 700 человек, которой руководит командир Аманулла, эти две группы носят ярко выраженный антишиитский и антииранский характер.Среди последователей ИГ – пуштуны из «Талибана», бывшие моджахеды (особенно из «Хезб-и Ислами»), из «Иттиход-е Исломи» – группировки старейшего афганского джихадиста Абдул Расула Сайяфа, много просто безработной молодежи. Есть пакистанцы, арабы, понемногу – выходцы из среднеазиатских республик, уйгуры, чеченцы. Главный лозунг – создание «Исламского государства Хорасан» на территории Афганистана, Пакистана и республик Центральной Азии.Вот, пожалуй, без детализации и все, что существенно. Остальные сообщения об ИГ в Афганистане проверки пока не выдерживают, носят скорее мифологический характер (см. «НГ-дипкурьер» от 02.03.15). Рассмотрение же реальной картины происходящего в северном афганском приграничье с точки зрения угроз для Средней Азии демонстрирует качественно разную ситуацию в отношении каждой из стран региона.Источники в Совете безопасности Афганистана говорят о дислокации отрядов исламистов численностью около тысячи человек на линии афганско-узбекской границы, но вызывают сомнения как названная численность, так и направленность действий тех группировок, которые в реальности существуют. Проходящий по Амударье в ее самом широком среднем течении участок границы Афганистана с Узбекистаном считается одним из наиболее тщательно охраняемых в мире. Уступая разве что барьеру между Северной и Южной Кореями. Он оборудован защитными инженерными сооружениями, включая забор колючей проволоки под напряжением 380 В, сплошные минные поля, да и интенсивно и отнюдь не миролюбиво патрулируется. Известен эпизод, произошедший в марте 2013 года, когда небольшая группа афганских пограничников проникла на остров Арал-Пайгамбар, находящийся под юрисдикцией РУз: «Трое сотрудников пограничной полиции из уезда Кальдар были убиты, четверым удалось спастись», – отмечала тогда афганская сторона. Опасность для Узбекистана представляют фланги: с запада – Туркмения, с востока – Таджикистан и Киргизия.На туркменском участке уже длительное время сохраняется обстановка, близкая к понятию «линия фронта» (см. «НГ-дипкурьер» от 02.02.15 и 30.03.15). К настоящему времени можно говорить о тактике боевиков: постепенная зачистка приграничных районов от местного населения и подготовка оперативных коридоров для совершения рейдовых действий на туркменскую территорию. Дополнительную напряженность вносит активизация на территории самой Туркмении радикальных группировок, имеющих связи с афганской территорией, а также граждан республики, отмеченных участием в боевых действиях в Сирии с их предварительной подготовкой на территории Туркмении. Стремительно растет число сторонников нетрадиционных интерпретаций ислама, наибольшее распространение эти группы получили в Ахальском велаяте, особенно в Теджене, Каахке и других городках и селах столичного региона. Известна проведенная властями в марте в Теджене операция по аресту активистов этих групп. Полуофициальная версия гласила, что арестованы наркоторговцы, что в принципе близко к истине: большинство джихадистских группировок в регионе именно этим бизнесом по совместительству как раз и занимаются. Сейчас на въезде в Теджен стоят усиленные наряды силовиков, в район Серахса людей впускают только по местной прописке, даже работники газовых предприятий проезжают в объезд, и их сопровождают представители правоохранительных органов и спецслужб.Развитие конфликтных процессов в северо-западном Афганистане, вероятность их переноса на территорию Туркмении позволяют – пока гипотетически – прогнозировать формирование кризисной оси Афганистан–Туркмения с выходом на и без того сложный казахстанский прикаспийский регион и последующим развитием в направлении российского Кавказа, Поволжья и Приуралья. В этом контексте важное место занимают конфликтный (сепаратистский) потенциал казахской адайской племенной элиты в Мангыстаусской и Атыраусской областях Казахстана, а также латентное распространение в Западном Казахстане исламистских радикальных движений.

А в Афганистане в это время проходят «обкатку» десятки компактных террористических групп, среди которых (и это просто для примера): «Хетоб» и «Тас» на туркменской границе, «Исламское государство Узбекистан», уйгурская «Хелафат» и казахская «Фатха» в Кундузе, киргизская «Кыргызстан калканы» в Бадахшане, а еще «Талибан Центральной Азии» и «Ансар уль-Уллох», «Союз исламского джихада» и широко известное Исламское движение Узбекистана, «Моджахеддины Центральной Азии» и Исламская партия Туркестана, «Харакат-е Фаруки» и «Сепахе Сахаба» и десятки других.

В это же время все рассуждения о религиозно-экстремистской и террористической активности в Средней Азии и Казахстане дружно, как по команде, сводятся к оценке угроз со стороны «Исламского государства», оставляя в стороне огромное количество угроз более реальных, связанных с организациями и движениями, базирующимися, в частности, в Афганистане. И имеющими в отличие от ИГ развитые сетевые структуры и реальную социальную базу во всех странах региона.